И звездами по небесной крыше
Я вновь имя твое напишу.
Ненавижу тебя, ненаслышу,
Неначувствую, неналюблю.
Холодок расползался паутинкой по телу Машки при каждом прочтенном слове.
«Привет, папа. Прости, что давно не приезжала», – тихо промолвила Рия и опустилась на колени возле серой плиты.
В одну секунду многое встало на свои места. Маша присела на корточки рядом с Рией, которая неотрывно глядела на портрет красивого мужчины, выгравированный на камне.
– Ты вся в него, настоящая красавица, – прошептала Машка, не находя, ничего более уместного в данной ситуации. – Я вас оставлю и подожду тебя на вон той лавочке неподалеку.
Рия не повернулась посмотреть, куда показывала Маша, и даже не ответила, а лишь едва кивнула, давая понять, что ей нужно время.
Маша смахнула снег и села на лавочку, отвернувшись в другую сторону, подобная сцена выглядела слишком личной, а если честно, – невероятно грустной. Они дружили много лет, и, подумать только, ей ни разу не пришла в голову мысль спросить об отце Рии. То, что подруга выросла только с мамой, никогда не вызывало у Машки вопросов. Маша решительно отвернулась, рассматривая небо, она должна была, как группа поддержки, быть сильной и решительной, потому то и собирала остатки сил, стараясь не обращать внимания на то, что за спиной всхлипывает подруга, а тело сковывает жуткий холод.
Солнце уже давно скрылось. Рия сидела неподвижно, глядя на светло-серую надпись, на красивый разборчивый почерк. Девушка прикоснулась к тонким завитушкам пальцами, бегая от буквы к букве, она с легкостью узнала мамин почерк, по записям которой сделали гравировку.
Смеркалось, становилось холодно, но она даже не чувствовала ни замерзших рук, ни мокрых коленей, ни дуновений ветра, которые обжигали лицо. Девушка заправила под воротник куртки выбившиеся волосы и полезла в сумку, затем вытащила зажигалку и три заранее подготовленных белых свечи разного размера. Их никак не удавалось зажечь, хотя Рия и прикрывала фитиль рукой. Руки полностью окоченели, а морозный ветер даже не думал униматься, не прекращая дразнить девушку, но, несмотря на это, она настойчиво чиркала зажигалкой, сумев насадить три маленьких огонька.
Продолжая сидеть на коленях, сложив руки у груди, Рия тихо шептала, глядя на портрет мужчины:
– Папа, привет… Когда ты оставил нас, я так злилась на тебя. Я…я так долго не могла тебе простить. Возможно, именно потому ни разу… Прости меня, ни разу к тебе не пришла. Я же помню, ведь ты умер, спасая нас. А я… как же я могла… даже не пришла попрощаться.
Рия согнулась пополам, как будто острый нож вонзился ей прямо в живот.
– Но мне теперь не страшно, – продолжала она, хотя слезы уже сильно жгли глаза. – Я обещаю тебе, что больше не буду бояться. Прости меня, пожалуйста, слышишь?! Я не боюсь! – крикнула она, стоя перед серым гранитом на коленях и упала в снег.
Маша уже устала сидеть, насквозь промерзла, и оттого давно ходила взад—вперед у лавочки. Отдаленный шум заставил ее обернуться: Рия пристально смотрела на портрет отца, затем привстала, что-то крикнула и упала навзничь в огромный сугроб.
Маша побежала, петляя по скользкой тропинке между надгробий, преодолевая ряд за рядом, крича на бегу, но Рия не вставала. Свечи рядом с лежащей в снегу девушкой таяли слишком быстро, словно плавящийся на сильном огне шоколад, истекая ярко-красными восковыми каплями.
Добежав до подруги, Маша обнаружила лишь алую лужицу на снегу, хотя была готова поклясться своей блондинистой головой, что мгновение назад свечи стояли на том самом месте и цвет их воска был белоснежным. Маша схватила неподвижную Рию и стала слегка бить её по щекам:
– Рия, Риечка, опомнись, прошу тебя! Тут черт знает что происходит! – причитала Машка, предпринимая попытки привести подругу в чувство.
Брюнетка открыла глаза, пытаясь вспомнить, что случилось. Она рассматривала испуганное Машино лицо, небо кружилось и плыло в глазах. Почему-то очень быстро стемнело, словно за секунду, к тому же свечи потухли, но даже в подобных сумерках обе девушки видели, что снег перед надгробием изрисован мелкими красными восковыми каплями. Подруги переглянулись без слов, понимая, что нечто странное происходит в этом месте.
Внезапно из-за серого гранита могилы вылетело облако ворон, ринувшись организованной стаей прямо на девушек. Они летели прямо на них пугающей темной кляксой, разинув острые клювы.
– Они же красные! – произнесла Машка и открыла рот от удивления, рассматривая надвигающийся живой поток.
– Бежим! – сообразила Рия, вставая и резко хватая ошарашенную подругу за рукав.
И девушки понеслись к выходу, подгоняемые бесчисленным бордовым потоком из птиц, которые неслись позади и над ними.
Вороны тем временем расформировали стаю, Рия насчитала несколько десятков ворон, но казалось, их становилось всё больше и больше. Будто кто-то рисовал их бордовыми чернилами по мокрой бумаге. Их лохматые перья отливали всевозможными оттенками красного и темно-вишневого, а каждое их касание напоминало клинок, который вонзается в кожу.
Кричащие создания беспорядочно метались из стороны в сторону, бросались под ноги, били девушек крыльями по затылку. У Маши уже был разбит висок и исцарапаны руки, оттого что она прикрывала ими голову. Разбитое колено Рии мешало двигаться, а птицы продолжали нападать и яростно клевать девушек.
Подруги бежали без оглядки, оставляя тонкую дорожку из кровавых капель на белом снегу, которая прерывистой линией тянулась по их следам. Птица очередной раз клюнула Рию в колено, и девушка, защищаясь, яростно пнула ворону, которая рухнула, ударяясь о ее ноги.
– Маша! Быстрее! Куда бежать?
– Где этот чертов белый ангел? – кричала Маша, имея в виду ориентир, который оставил им смотритель.
– Вон он! – крикнула Рия, показывая на отдаленную светлую фигуру с раскрытыми крыльями. – Бежим, прошу тебя. Скорее!
Конец ознакомительного фрагмента.
